Америkа (reload game) - фрагменты романа - Страница 26


К оглавлению

26

— Он самый.

— Ладно… Константинов Константин Иванович… Ракетчик?

— Да.

— Так он ведь у нас еще и начальник ракетного производства! Там одной сдачи дел на пару месяцев… Ладно, я подумаю, что можно сделать. Но на этот рейс ему точно не поспеть, разве что на следующий!

— Ну, хоть так…

— Эдуард Тотлебен. Лучший ученик генерала Шильдера, однако…  Послушайте, а у вас там губа не дура!

— Ну, как говорится: «Мы не настолько богаты, чтоб позволить себе покупать дешевое». И ей же богу, граф: если полуторамиллионная российская армия умудрится проиграть грядущую войну, то виной тому станет — ну уж никак не отсутствие в ее рядах этих семерых военных инженеров. 


Впоследствии обстоятельства отправки Британским Адмиралтейством союзного флота к берегам Калифорнии стали предметом разбирательства парламентской комиссии, а действия командиров эскадры — флотского трибунала (оправдавшего, впрочем, всех уцелевших). Комиссия, напротив, констатировала, что отправка эскадры не диктовалась никакой военной необходимостью и даже по замыслу представляла собой лишь дорогостоящую демонстрацию, не имевшую достижимых стратегических целей. В этой связи вспоминают знаменательный диалог между Первым лордом Адмиралтейства Джеймсом Грэхэмом и погибшим в том походе командиром эскадры, контр-адмиралом Дэвидом Прайсом: последний попросил уточнить — за каким, собственно, дьяволом их отправляют в ту Пацифику, и получил честный ответ: «Вообще-то ни за каким. Просто если мы этого не сделаем, нас с вами прикуют, на манер Прометея, к колонне Нельсона, и газетчики будут каждодневно выклевывать нам печень». Именно этому походу великий британский поэт — «певец Империи» — посвятит саркастическое и горькое стихотворение «Урок», заканчивающееся памятными каждому англичанину строчками:



Ошибку, к тому же такую, не превратишь в торжество.
Для провала — сорок мильонов причин, оправданий — ни одного.
Поменьше слов, побольше труда — на этом вопрос закрыт.
Империя получила урок. Империя благодарит!


Отдельным пунктом Комиссия попеняла ведомству Пальмерстона за «совершенно неудовлетворительный уровень разведданных о Русской Америке, что привело к катастрофической недооценке ее военного и промышленного потенциала». В некоторое оправдание британцев следует заметить, что в Петербурге, похоже, о том «военном и промышленном потенциале» имели столь же смутные представления, как и в Лондоне, — даром что личный представитель компаньеро Императора в Конференции негоциантов, в соответствии с требованиями эпохи, доклады свои писал теперь со строго установленной периодичностью и по строгой отчетной форме; беда лишь в том, что все это теперь шло по линии Собственной Его Императорского Величества канцелярии, а именно — Третьего ея отделения, так что доклады те, по поступлении в Петербург, неукоснительно получали гриф «Сов.секретно» и отправлялись в архив на Спецхранение; там их, надо полагать, и обнаружит лет где-нибудь через триста случайный историк (аккурат после победы в России демократической революции, ха-ха…). В любом случае, никто в столице всерьез не ждал, что на Пацифике дела у русских пойдут лучше, чем на Беломорье, где британские фрегаты, так и не обнаружив сколь-нибудь достойных военных целей, поджигали брандскугелями — единственно чтоб потрафить тем лондонским газетчикам и окормляемой ими пастве — рыбацкие халупы и деревянные церкви XVII века. Ну, разве что гореть Елизаветинск с Новоиркутском будут подольше и поярче полярных захолустьев Колы и Кандалакши...

Представителем же Императора был в ту пору недавно присланный в Петроград молодой славянофильствующий дипломат, не чуждый такожеи поэтических устремлений — Федор Тютчев; ну, все вероятно помнят его классическое:



Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, —
Там рядом с чахлой чапарелой
Безумье жалкое живет!


Понятно, что для человека, видевшего «Русскую географию» как вполне неметафорические Семь внутренних морей и семь великих рек... От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная... Вот царство русское... и не прейдет вовек служба в русскоязычной Калифорнии — с ее даже не враждебным, а чисто издевательским отношением к любого рода мечтаниям о Третьем Риме и с устоявшейся привычкой мерить достоинства и недостатки Метрополии самым что ни есть «общим аршином» — сама по себе уже была чем-то вроде сурового монашеского послушания. Однако послушание то отправлялось им с положенным смирением, а обязанности свои перед компаньерос поэт-дипломат исполнял как должно, и даже сверх того.

По ходу исторического заседания Конференции от 12 марта 1853 года Негоцианты, суммировав отчеты Европейских представительств Компании и независимые доклады разведслужб всех семи Больших Домов, констатировали неизбежность грядущей войны между Россией и англо-французской коалицией и крайне высокую вероятность того, что Колония, вопреки уверениям Метрополии, окажется втянутой в военные действия и подвергнется нападению Морских держав; соответственно, пора готовиться к обороне, срочно и со всей серьезностью. В рамках введенных тем заседанием «на предвоенный и военный периоды» Особых податей Негоцианты, подавая личный пример всем прочим компаньерос по части затягивания поясов, отказались от большей части причитающихся им дивидендов — ибо хороший командир, в отличие от посредственного, говорит не «Делай, как я велел», а «Делай, как я». Тютчев тогда, на свой страх и риск, поступил так же и с императорской долей прибылей, передав ее в Фонд обороны Колонии (за что удостоился впоследствии от Николая краткой сухой похвалы), и, что куда важнее, согласился с товарищами по Конференции в том, что «Прощение получить легче, чем разрешение», и не стал излагать в своих письмах-отчетах никаких подробностей тех военных приготовлений (которые, благодаря тем умолчаниям, стали известны в Петербурге лишь постфактум).

26